Lyu
Очень часто мне снится, что я хожу по своему городу, и он чужой, запутанный. Живу я не там, где на самом деле. И дороги ведут не туда, куда должны вести. Во сне я могу заблудиться среди знакомых с детства улиц, проспектов, и испытать ужасно неприятное чувство утраты.
После таких снов понимаешь: жить в реальности намного лучше. В реальности нету таких темных страхов и таких неисчерпаемых опасностей, какие есть во сне.
Из детства я помню один сон, который сильно меня расстроил: предательство матери. Мама вела меня за руку к автобусной остановке, мы должны были ехать куда-то. Сели в автобус, поехали. На следующей остановке мама вышла и прямиком побежала через дорогу. Я испугался, потому что двери автобуса уже закрылись и он поехал дальше. Я видел через стекло двери, что мама обернулась уже издалека и скорчила страшную гримасу. Она дразнила меня и кривлялась, и эта мимика означала для меня только то, что теперь это не моя мама и ее никогда больше не будет. На тот момент жизни для меня было главным страхом – потеря матери. Тогда я был привязан к ней как нельзя сильнее.
И ничто не могло испугать меня больше. Теперь же все по-другому. Чем меньше страхов у меня остается в жизни, тем я сильнее, и интуиция притупляется. Я не знаю, очень ли важна для меня интуиция, но знаю, что она напрямую связана со страхами.
Теперь, наверно, мои страхи передались дочери. По наследству? А, может, по природе своей, чтобы поразить детское сердце мрачными сказками… Мне жаль не этого. Мне жаль, что недолго ее сердце называлось детским.
Будучи семилетней, она рассказывала о странном перевоплощении тиканья часов. Ей приходилось находиться в одиночестве после школы – мы, родители приходили вечером, моя дочь бродила по комнате в ожидании. Она читала «Волшебника изумрудного города», но через каждые пятнадцать минут откладывала книгу, чтобы посмотреть в окно в надежде увидеть нас.
Часы тикали еле слышно, но в тишине пустой квартиры вполне ощутимо. И это равномерное, бесконечное «тик-так» Она невольно начинала чувствовать материально. Она неуклюже объясняла потом, что это за ощущения. С ее слов я понимал: звуки обретали плотность. И каждый отдельный звук становился очень громким, и что-то очень твердое, как камень, наполняло пространство вокруг моей дочери.
- Это потому, что я одна дома, - объясняла она, - Мне ничего не слышно, кроме часов.
Мне сложно судить самостоятельно, но по-моему, одиночество и тишина были ее единственными страхами детства.
После таких снов понимаешь: жить в реальности намного лучше. В реальности нету таких темных страхов и таких неисчерпаемых опасностей, какие есть во сне.
Из детства я помню один сон, который сильно меня расстроил: предательство матери. Мама вела меня за руку к автобусной остановке, мы должны были ехать куда-то. Сели в автобус, поехали. На следующей остановке мама вышла и прямиком побежала через дорогу. Я испугался, потому что двери автобуса уже закрылись и он поехал дальше. Я видел через стекло двери, что мама обернулась уже издалека и скорчила страшную гримасу. Она дразнила меня и кривлялась, и эта мимика означала для меня только то, что теперь это не моя мама и ее никогда больше не будет. На тот момент жизни для меня было главным страхом – потеря матери. Тогда я был привязан к ней как нельзя сильнее.
И ничто не могло испугать меня больше. Теперь же все по-другому. Чем меньше страхов у меня остается в жизни, тем я сильнее, и интуиция притупляется. Я не знаю, очень ли важна для меня интуиция, но знаю, что она напрямую связана со страхами.
Теперь, наверно, мои страхи передались дочери. По наследству? А, может, по природе своей, чтобы поразить детское сердце мрачными сказками… Мне жаль не этого. Мне жаль, что недолго ее сердце называлось детским.
Будучи семилетней, она рассказывала о странном перевоплощении тиканья часов. Ей приходилось находиться в одиночестве после школы – мы, родители приходили вечером, моя дочь бродила по комнате в ожидании. Она читала «Волшебника изумрудного города», но через каждые пятнадцать минут откладывала книгу, чтобы посмотреть в окно в надежде увидеть нас.
Часы тикали еле слышно, но в тишине пустой квартиры вполне ощутимо. И это равномерное, бесконечное «тик-так» Она невольно начинала чувствовать материально. Она неуклюже объясняла потом, что это за ощущения. С ее слов я понимал: звуки обретали плотность. И каждый отдельный звук становился очень громким, и что-то очень твердое, как камень, наполняло пространство вокруг моей дочери.
- Это потому, что я одна дома, - объясняла она, - Мне ничего не слышно, кроме часов.
Мне сложно судить самостоятельно, но по-моему, одиночество и тишина были ее единственными страхами детства.